Анджей Юлиуш САРВА
Шепоты и тени (23)
Resurrectio…
Воскресение...
Отец
Мейнхард фон Абенсберг, реформат,
посмотрел на Стася Шлопановского и
сказал:
—
Ты обдумал свое
решение? Не принимаешь ли ты его
опрометчиво, под влиянием импульса? Или
ты наверняка чувствуешь, что Господь
Бог тебя призывает?
—
Думаю, отец, что да.
— Послушай,
парень, я не буду с тобой спорить. У меня
нет влияния на твой разум и на твою
совесть. Может быть, и так. Может быть,
и правда, как ты считаешь, Господь наш
Иисус Христос желает видеть тебя в
монашеской рясе. Но разве ты прямо сейчас
должен ехать вместе со мной в Баварию?
В город N?
—
Мой род именно туда
происходит... Там мне нужно покаяться...
— Эй!
Мало в тебе немца, романтическая, горячая
польская голова! А может быть, ты поступишь
иначе? Послушай совета более опытного
человека, чем ты, а?
—
Какого совета, отец?
— У
тебя тут под боком конвент отцов
доминиканов, вступи на пробу в их ряды.
— Но
в Царстве Польском это невозможно, после
восстания...
—
А я не от Царстве
Польском говорю, а о Галиции, о Дикове.
Иди туда служить Пресвятой Деве и Ее
чудотворным образам. Как думаешь? Зачем
же сразу к реформатам, в Баварию?
Стась
Шлопановский ответил не сразу, но в
итоге кивнул головой в знак того, что
его убедили.
—
Хорошо, я поеду в
Диков.
—
А то смотри, я тут
еще разберусь день-два с делами и провожу
тебя сам, окажу протекцию, — реформат
улыбнулся.
* * *
Старый
приор диковских доминиканцев уже долгое
время собирался пригласить Шлопановского
на беседу, но всё оттягивал этот момент,
потому что ему не хватало смелости взять
быка за рога. Наконец он всё же сказал
себе, что дольше откладывать нельзя.
Сейчас он смотрел издалека, как парень
полет грядки фасоли, время от времени
останавливаясь и отирая рукавом пот
со лба. Приор вздохнул, перекрестился
размашисто и двинулся к юноше наперерез.
—
Сядем где-нибудь,
брат, в тени, у меня есть к тебе разговор.
Они
присели на поваленном стволе старого
ясеня, которые служил монахам скамьей.
—
Я слушаю вас, отец
приор, что вы мне хотите сказать?
Старик
вздохнул и с тяжелым сердцем произнес:
— Хорошее
ты дитя, стараешься, как можешь, и я
считаю, что ты мог бы стать не самым
плохим монахом. Но места в монастыре
для тебя нет...
Шлопановский
побледнел и приглушенным голосом
спросил:
—
Ну почему отец?
Почему?
— А
потому, что Господь Бог дает тебе другое
задание, более важное, нежели здесь
горох полоть...
—
Какое отец?
— Какое?
А такое! Ты скачешь из крайности в
крайность, а всё это от гордыни и от
эгоизма! От гордыни и эгоизма ты согрешил
и одержимым стал, а теперь гордыней и
эгоизмом заслуги перед Богом хочешь
собрать? А фига тебе, брат, фига с маслом!
Стась
оторопел, услышав такие слова, но глубоко
задумавшись, вынужден был в душе признать
правоту старика.
—
И что я должен делать,
отец?
— А
сына, которого ты на свет произвел, хотя
сам об этом не просил, по закону Божьему
воспитать, прохвост!
Он
прижал Стася к груди и начертал ему на
лбу знак креста.
— Завтра
до полудня тебя здесь уже не должно
быть! Орден отдаст тебе денег на баржу,
чтобы ты в Сандомир смог переправиться,
но до Вислы топай пешком!
— Отец,
я сомневаюсь, что... мать ребенка... что
она меня еще захочет принять...
— Ты
и впрямь с разумом не дружишь... Ты слепой,
что ли? — буркнул старик. — Чтоб завтра
тебя здесь уже не было!
Перевод с польского М.В. Ковальковой
ПОКУПКА:
Copyright © 2017 Andrzej Juliusz Sarwa
All rights reserved.
