СКАЗАНИЕ О КОРОЛЕ ВЫСОКОМЕРНОМ И ЗАЗНАВШЕМСЯ

Анджей Юлиуш Сарва

СКАЗАНИЕ О КОРОЛЕ ВЫСОКОМЕРНОМ И ЗАЗНАВШЕМСЯ

Сегодня никто уже не знает, когда это все происходило. И так же не знает, в каком это было королевстве. Посколько, однако, – так мне кажется – сказание это довольно интересное, хочу вас подговорить, чтобы вы пожелали его выслушать.

Жил некогда король. Был это владетель могучий и великолепный. Столица его государства насчитывала миллион, а может даже больше миллиона обитателей. Возносилися в ней прекрасные и ухоженые дома, а чистыми улицами плыл неустанно людской поток. Груженные возы купцов и богатые кареты шляхты погромыхивали по ухабистой брусчатке. Над городом поднимался разноязыкий говор множества голосов и ударялись о небо звоны костельных колоколов или мелодии курантов, которые играли часы на ратушевой башне.

На окраинах столицы в приусадебных садах, винодельнях и огородах зелено было от листьев, пестро од цветов и фруктов, звонкоголосо от птичьих разговоров, земля пахла сладостно, а фрукты сами просились, чтобы их сорвать.

Но не только одна столица была такой прекрасной, ухоженной и обеспеченной всяким добром. Весь край под управлением короля, который своими министрами назначил людей мудрых, хозяйственных, воспитанных и неподкупных славился благосостоянием и бо-гатством.

Любил монарх, переодевшись, прохажи-ваться по улицах, любил ездить по стране, ночевать в придорожных постоялых дворах, заглядывать в крестьянские хаты и дома горожан. Любил потому, как нам уже ведомо, куда бы он не повернулся, в какую бы не подался сторону, всюду слышал по своему адресу благословения и восхваления.

Когда он уселся на троне, страна была опустошена военными пожарами и тогда – будучи еще молодым – присягнул поднять государство из руин, а людям гарантировать ежедневную пищу и одежду на любую пору года. Не думал тогда о похвальбах для себя, чуждой ему была мысль о прославлении своего имени.

Все же по мере того, как страна становилась богатой, подданые – упитанными, города красивели, в селах появились запасы, а по дорогах - со всех сторон – тянулись караваны купцов, все чаще подумывал о своем величии.

Наслаждался мыслью, что никто кроме него не сумел бы совершить такое великое дело - вывести страну из руин до такого потрясающего расцвета.

Любил сидеть на мраморной скамейке в отдаленной части дворцового сада и полузакрыв глаза, думать о восхвалении себя.

Перед глазами передвигался целый ряд владетелей как соседних, так и более отдаленных краев и не находил среди них ни одного, который бы мог сравниться с ним.

Этот был глупый, этот – ничтожный, а тот трусливый. Когда закончил просмотр королей, начал заниматься их министрами. Среди них тоже не нашел ни одного, который смогл бы оказаться равный ему умом, проворством, соображением.

Молитвенное самолюбование окутало наше-го монарха. Усмешка разлилась по его лицу, а глаза заблестели.

– Да, да! – сказал он стайке воробьев, которые въедливо ссорясь из-за какой-то крошки, носились по садовой аллейке, выложенной мелкими камешками белого и розового цветов.

– Да, да. – продолжил король. Смотрите на меня, глупые, несчастные пташки. Смотрите на меня. Здесь вы можете увидеть человека наимудрейшего из мудрых, наидобрейшего средь добрых, величайшего средь великих, богатейшего среди богатых!

– Не один человек – продолжил он дальше свою речь, на которую воробьи, как и следовало этого ожидать, совсем не обращали внимания – со всей земли обширной не может сравниться со мной! Не найдешь подобных моему величеству ни на далеком севере, где мороз сковывает льдом реки, озера и моря, а снег засыпает все на долгие месяцы. Не найдешь равного мне также там, где жар солнца высасывает каждую каплю воды из почвы, превращая ее в пустыню. Не найдешь такого, как я, ни в соседних странах, ни на океанских островах, ни на вершинах поднебесных гор! Я – величайший!

На ветке росшего поблизости дерева присела сорока, склонила головку и застрекотала.

– Что?! Не веришь мне? – напыжился монарх.

– Не веришь? Заявляю тебе торжественно и могу даже дать свое королевское слово, что не найдешь никого равного мне, властителю этого края.

Прервал, задумался на минутку, а потом добавил:

– Ну, может один Бог сравнивается со мной… – Но не превышает! – уточнил сразу же.

Сорока застрекотала еще раз и в ее стрекотании кажется послышалась дрожь. Взмахнула крыльями и упорхнула куда-то прочь, за крепостную стену.

Король пожал плечами, поднялся со скамейки и двинулся к дворцу, так как приближалась пора обеда, а он несколько проголодался.

Шагая, посматривал по сторонам направо и налево и сердце его распирала гордость, когда видел, как садовники кланяются ему и выкри-кивают:

– Живи вечно, величайший из монархов, какие когда-либо ходили по этой земле! Живи вечно, наимудрейший из наимудрейших, наилуч-ший из наилучших!…

Вошел уже в коридор ведущий к обеденному залу, а до его ушей все еще продолжали долетать эти возгласы.

После обеда король пожелал несколько поразмяться. Впрягли тут же наилучших коней в его карету и двинулись за город. Вскоре разноголосый говор и громыханье многих колес катившихся по булыжной мостовой, остались позади.

Среди полей золотившихся полянками пшеницы, серебрившихся полосками ржи, розо-вевших от цветущего клевера, господствовала чудная тишина. Только в отдалении было слыхать поскуливание какого-то пса и пение петухов.

Над полем, серый и мелкий словно комок земли, который можно без труда спрятать в горсти, взлетал жаворонок. Его пение переливалось словно каскад бриллиантовых капель падающих с высокости каменного откоса на скалы, скользкие и поросшие мхом у его подножия.

В травах стрекотали полевые кузнечики. Где-то зашелестела, пробегая среди жестких, рослых стеблей мышь, несущая свою добычу – пару ячменных зерен – к норке.

Прекрасно было. Тихо и спокойно.

Солнце, которое уже минуло зенит и ложило с каждым разом все более длинные тени, по-прежнему пригревало еще крепко. Его палящие лучи сделали так, что горло короля пересохло, а лоб покрылся потом.

С облегчением поприветствовал он тогда прохладу и тень, которые окружили его, когда карета въехала на лесную дорожку, над которой переплетения веток, густо покрытых листвой, сотворили балдахин.

В отдалении, между колонной стволов засеребрилась и заголубела гладь небольшого озерца, рябившегося от дуновения едва слышимого ветерка. Берега пруда густо позарастали камышом, тростником и осокой.

Король почувствовал невыносимое желание погрузиться в прохладный залив, остудить разгоряченное тело, смыть с себя пот и пыль.

Приказал тогда остановить повозку и выйдя из нее, направился к воде.

Раздевшись, сложил одежды под кустиком дикой мяты на мураве, утыканной голубыми кисточками незабудок и вошел в озерцо.

Но как раз тогда, когда он разгребал руками воду и с наслаждением окунался в нее с головой, небо рассекла – от горизонта до горизонта – золотисто-белая молния и молочно-белое густое облачко опустилось из самой глубины зенита к тому месту, где стояла королевская коляска.

Из облачка этого появился прекрасный молодец со светлым лицом разодетый в голубые наряды, прошитые серебрянными нитями и украшенные жемчугами – невидимый для дворян, которые расселись на траве сбоку повозки – вошел в нее.

В тот же самый момент его вид принял какие-то дивные изменения – стал, скажу вам, обманчиво похож на короля. Ха! Его копией!

Пришелец, высунувшись из окошка, приказал удивленным его присутствием дворянам, которые не заметили, когда государь возвращался с купания:

– Ну, едем же обратно в столицу!

Возница вскочил на козлы, хлестнул лошадей и те рванули с копыт. Грохот колес сделал бесшумным толстый слой лесной подстилки и экипаж быстро исчез в чаще в направлении укатанной дороги.

Король закончил купаться. Вышел на берег и отряхнулся от воды, которая капельками сбегала по его гладкой коже.

Склонился над одеждой и… онемел от изумления. Вместо прекрасных, золотом тканых нарядов, на траве лежали нищенские лохмотья.

Обернулся вокруг, выискивая несвое-временного шутника и увидел, что остался в лесу один… Исчезли дворяне, исчезла карета. Только примятая трава да следы колес свидетельствовали о том, что были здесь только что люди.

Натянул король лохмотья, лежавшие на берегу лесного озерца, так как не мог остаться голым и двинулся в направлении столицы.

Поклялся себе, что того, кто организовал для него такой невероятную выходку, прикажет заковать в кандалы и бросить в глубину найтемнейшего подземелья.

Мириады звезд засверкали уже на темно-фиолетовом небосводе, когда он дотащился наконец до ворот столицы.

Измученные, покрытые мозолями подошвы отказывались ему подчиняться, а мучительный голод терзал внутренности.

– Эй, стража! – приказал начальственным голосом. – Открывайте ворота!

На эти слова из небольшого окошка выглянула голова стражника и оглядев внимательно пришельца, убралась обратно.

– Эй, стража! Открывайте ворота! – во второй раз закричал король.

– Убирайся отсюда, дед, пока мы добрые! –ответил ему алебардщик.

– Открывай! Открывай своему королю! –кричал монарх.

– Это какой-то сумасшедший. – пробормотал солдат. – Несомненно, сумасшедший.

Позже снова добавил:

– Прочь отсюда, иначе псов напущу!

Но король не хотел уступать, лупил кулаками в толстые бревна городских ворот и грозил местью. Пугал солдат, что прикажет их поразвешать, если немедленно его не впустят.

Но они уже не желали ему отвечать, приоткрыли только немного боковую калитку и натравили назойливого двумя злыми британами.

Если бы не страх, который придал королевским ногам проворства… быть могло б, что бестии загрызи бы его возле крепостных стен. Однако ему удалось добраться до растущего поблизости внушительного дерева и вскарабкаться по его стволу и веткам практически на самую вершину.

Дрожа от холода, страха и злобы, просидел король на верхушке всю ночь и только утром, когда поток людей начал вливаться в широко открытые теперь уже ворота, сполз на землю и направился к своему замку.

Зря все же мучился, стараясь убедить охрану, что есть их законным господином. Не впустили его даже во двор, а когда не захотел отступить, отогнали его пинками от замковой подворотни.

Никак не мог понять владыка, что все-таки случилось, что за напасть его преследует, почему никто не ищет пропавшего. Да! Почему его никто не узнает?

Не мог понять, потому как не знал, что ангел прибывший с неба и взявший на себя его отличия, принят был за короля.

Ангела этого – как нетрудно догадаться – послал пан Бог, который постановил наказать высокомерного и зазнавшегося человека, осмели-вшегося равнять свое ничтожное, быстроизменя-ющееся положение с положением Бесконечного и Всевышнего.

Бродил король по стране, бесполезно стараясь убедить встречавшихся людей, что есть их законным властелином, которому они должны оказывать послушание, уважение и любовь.

Все принимали его за сумасшедшего. Некоторые издевались и гнали прочь, вдобавок угощая на дорогу кулаком, другие наоборот – те, которые с мягким сердцем – сожалели над судьбой бедолаги и давали ему или грош какой, или же кусок хлеба и глоток воды. Без сомнения умер бы с голода высокомерный король, если б не это милосердие человеческое.

Временами какой-нибудь милосердный позволял ему переспать в кладовке или на конюшне, обычно же крышей ему служило небо, распахнутое над головой, а периной клок сена, выдернутый с копнушки.

По мере того, как проходило время, жалость и бессильная злость оставляли короля и все чаще, и все дольше обдумывал он свою предыдущую жизнь.

И вот однажды, какой-то ночью, когда голод острее, чем обычно терзал ему внутренности, а холод сотрясал его тело, понял он, что сильно согрешил, презирая всех и вознося себя над всеми. Мало того! Ставил себя равным самому Богу!

Скитаясь по краю леса, высматривал при свете месяца какого-либо убежища, которое было бы ему укрытием и ложем одновременно, и наконец заметил между деревьями слабый отблеск огня, пробивающийся сквозь квадратик маленького окошка.

Повернул в том направлении и вскоре стоял возле двери убогой избушки пустынника. Постучал несмело, а когда его ушей достигло приглашение, вошел.

Высохший от длительных постов старец с длинными волосами и бородой, закрывавшими одновременно ему плечи и грудь, сидел на березовом пне возле стола, сколоченного из соснового круга.

Завидев пришельца, пригласил его жестом сесть сбоку и пододвинул в его сторону глиняную миску, щербатую и потемневшую от времени, на дне которой было немного жареного гороха. Когда король слегка успокоил острый голод этой скромной пищей, даже не заслуживающей называться ужином, старик-отшельник подал ему кувшин полный родниковой воды.

Властитель и старец сидели друг против друга в молчании. В лесу ветер сотрясал верхушки деревьев, где-то время от времени ухала сова, а трудолюбивый короед сверлил новый коридор в стене избушки.

И вдруг король расплакался навзрыд. Рассказал старцу о своем высокомерии и о том, какое жестокое наказание он получил за эту провинность. А позже добавил еще, что только теперь все понял, осознал свою ошибку, только бесполезно уже жалеть о том.

При этих словах улыбка сердечная и теплая расцвела на сухих губах отшельника, а лицо его прояснилось и помолодело. Старая латанная одежда превратилась в чудесный плащ голубого цвета, прошитый серебрянными нитями и украшенный жемчугами, а возле плеч его выросли снежно-белые крылья.

– Значит, понял науку! Радуюсь за тебя, король. Теперь закрой глаза, а когда откроешь, беда уже оставит тебя.

Ангел – был это тот самый ангел, который вначале принял на себя облик монарха, а потом отшельника – подошел к двери избушки, распахнул ее настежь, помахал на прощание рукой и взвился в небо серебристо-белой молнией, которая на мгновение осветила небосвод от горизонта до горизонта.

Когда утром следующего дня король принимал посла соседнего государства, то сказал ему на прщание:

– Поздравь там от меня моего родственника-короля, а твоего господина. Мудрый твой пан и добрый. Редко сейчас таких как он встретишь. Ах! Как же бы я хотел с ним когда-нибудь сравниться!. – вздохнул он под конец.

Слушая эти слова, удивленные дворяне переглядывались между собой, не в силах понять причины, из-за которой их повелитель так сильно изменился.

Перевод Анатолия Дячинского

Источник: Андрей Сарва, Наша общая радуга, Сандомир 1999