Анджей Юлиуш САРВА
Шепоты и тени (11)
Шепоты
и тени
Я
услышал какой-то шепот, а может, вздох...
Медленно я пробудился ото сна. Я лежал
без движения, не открывая глаз. И вот
снова до меня дошел этот тихий и шепчущий
вздох. Следом я почувствовал, как
медленно, очень медленно с меня стягивают
одеяло, будто кто-то очень аккуратно
хочет убрать его с постели. Я открыл
глаза. В комнате было всё видно, как
днем. Огромный серебристо-белый лунный
диск висел в небе, наполняя своим светом
широко открытое окно и проливая сияющий
поток на всё помещение.
Я
приподнялся на локте и взглянул на
постель. В какой-то момент мне показалось,
что я вижу красного змея, яростно
извивающегося на одеяле. Я протер глаза,
встряхнул головой и, когда снова взглянул
на это место, там уже ничего не было.
Стрелки часов, стоящих на столике,
показывали три часа утра.
Я
вновь начал медленно погружаться в
мягкую бездну сна. И снова я почувствовал,
как кто-то осторожно садится рядом со
мной на постель. Я попробовал подняться,
но не смог. Я лежал, как парализованный,
чувствуя, как кто-то легко меня касается.
И вдруг я почувствовал, будто лечу в
пропасть. Я подумал, что умираю, что,
возможно, это мои последние мгновения.
Я не мог ни пошевелиться, ни позвать на
помощь, но всё же с превеликим трудом
мне удалось открыть глаза. Где-то рядом
я заметил лишь тень, склонившуюся надо
мной и шепчущую что-то мне на ухо, чего
я не понимал. Это было как журчание
ручейка, преодолевающего преграду из
песка и камней. Шепот складывался
в одно-единственное слово, повторяемое
многократно: «Лилит... Лилит... Лилит...»
И вот тень начала приобретать формы. Я
заметил темный силуэт, или скорее контур
женской фигуры и почувствовал исходящую
от нее чувственную, мягкую и одновременно
агрессивную сексуальность. Я не могу
найти иного определения тому, что я
испытал. Я чувствовал, что это существо
хочет в меня войти, а я, хотя с первого
мгновения изо всех сил этому сопротивлялся,
стал медленно уступать и безвольно
позволил ей собой обладать. И тогда
неясный шепот стал складываться в
явственные слова:
— Нет
Бога, есть только вожделение... Нет любви,
есть только сладострастие... Вожделение
и ненависть... Сладострастие и беспамятство...
Отвергни Бога, потому что это обман и
иллюзия... Отринь Бога, и сам им станешь.
Ты будешь свободен... счастлив... свободен...
счастлив... свободен.. Что пожелаешь, то
будет твое... Отдайся похоти, и никто
тебе не воспротивится... Живи ради
наслаждения, и наслаждение жить будет
в тебе, и приведет тебя к бессмертию,
потому что в торжестве наслаждения
заключена вечность... Наслаждение — это
и конец, и воскрешение, заключенные в
едином сиянии. Умножай это сияние, пока
оно не превратится единый поток света,
и ты поплывешь по нему и растворишься
в чернильном искрящемся потопе, в
бескрайнем океане мрака, стремящемся
к небытию и в роскошное небытие
превращающемся. Бессмертие — это
уничтожение, уничтожение — это
наслаждение, наслаждение — это привилегия
богов... Стань одним из них...
И
в голове у меня промелькнула мысль, что
это какая-то ложь, обман, что всё совсем
не так. Господь Бог сотворил меня для
свободы, а этот шепот, эта тень ей
угрожают. Но мысль эта как появилась,
так и исчезла, блеснула и угасла в один
миг, когда на своих губах я почувствовал
мягкие, горячие женские губы. Нежное и
быстрое, отдающее жаром дыхание
переливалось из ее груди в мою.
А
потом эта сущность, эта змея приоткрыла
немного свое лицо и, склоняясь надо
мной, взглянула мне в глаза. Она пронзала
меня взглядом до самого нутра. Она
заглядывала вглубь мозга, находя в нем
самые сокровенные тайники, кажется,
недоступные даже для самого Бога. Этим
проникновенным взглядом она разрывала
мое сердце, извлекая из него одно чувство
за другим... Одно за другим... А потом она
их крушила, уничтожала, превращая их
все в одно сияние оргазма, в невообразимую
боль бесконечного наслаждения,
поразительный миг умирания. Я видел ее
обнаженное тело с алебастрово-белой
кожей, с просвечивающими голубоватыми
прожилками, по которым бежала горячая,
пульсирующая кровь. Небольшие, но сочные
и ядреные груди, казалось, мне что-то
шептали. Ее сладострастное дыхание
несло в себе какой-то неизвестный мне
экзотический аромат, который только
усиливал уничтожающее меня наслаждение.
Я смотрел в ее прекрасное лицо, в лицо
существа, для которого я не мог найти
названия. Ее лицо было отчасти человеческим,
отчасти змеиным, с огромными пылающими
глазами багрового цвета и зеленоватыми,
испускающими фосфорический блеск
зрачками, расставленными чуть шире, чем
у людей, по обе стороны небольшого, чуть
курносого носа, с ноздрями, чувственно
раздутыми.
Она
раскрыла мягкие, горячие губы, обнажая
острые и тонкие, как портновское шило,
зубы, и высунула длинный, узкий, раздвоенный
на конце, как у змеи, язык, что на мгновение
затрепетал в воздухе и вновь исчез во
рту. Сущность-змея вновь приблизила
свое лицо к моему лицу и у меня не осталось
силы и воли, чтобы оттолкнуть ее, и даже
для того, чтобы прикрыть веки. Раздвоенный
язык вновь показался между шилоподобных
зубов, он коснулся моих щек, глаз, откинул
со лба прядку волос и наконец — ох, что
за мука! — протиснулся между моих губ,
проник в рот и впрыснул в них липкую
слизь со вкусом меда и горьким
бальзамическим запахом полыни. И когда
эта слизь растеклась по моему нёбу и
стекла прямо в желудок, весь мир закружился
у меня перед глазами. Я начал подниматься
высоко, всё выше и выше — выше земли,
выше туч. Я завис между звезд на гранатовом
небе и сам стал одной звездой.
Я
уже не боялся этого женской сущности,
насиловавшей мою душу. Я понимал, что
она мне близка, что она воплощает ту
самую частицу моей природы, которая с
момента моего рождения вплоть до
сегодняшнего дня пребывала в сдавленном,
порабощенном состоянии, была задвинута
куда-то в мрачную пропасть моего естества,
без шансов проявиться в очаровании
телесности и насытиться жаром страсти,
а если эта сущность и дала бы о себе
знать, то лишь в предельно краткое
мгновение, и то как убогий суррогат,
готовый лопнуть как мыльный пузырь.
Медленно,
очень медленно я вновь стал возвращаться
к своему телу, которое, скорчившись,
свернувшись в клубок, словно мертвые
останки, лежало на кровати, а над ним
склонилось воплощение сладострастия.
Я
пошевелил пальцами одной руки, вторую
я сжал в кулак. Мышцы и сухожилия уже
подчинялись мозгу. Я возвращал власть
над самим собой. И тогда до меня долетел
шепот какого-то иного существа, которого
до сих пор я не видел, не слышал и не
чувствовал:
— Значит,
ты выдержал испытание. Дано тебе будет
вершить великие дела. Но сначала я
сочетаю вас браком.
Я
взглянул в ту сторону, откуда долетал
до меня этот голос, и увидел чудовищного
урода, который, хотя и не имел никаких
явных увечий, все же производил впечатление
калеки. Он стоял, немного сгорбленный,
сильно опираясь на левую ногу, правую
же он держал немного приподнятой и
согнутой в колене, будто бы готовился
к прыжку. Длинными, костлявыми с острыми
когтями пальцами левой руки он придерживал
колено на согнутой ноге, правая же рука
свисала сбоку, немного согнутая в локте.
Пальцы на ней были так широко расставлены,
что казалось, будто он что-то держит в
руке, но при этом он ничего не держал.
Из-за плеч росли небольшие перепончатые
крылья. Лицо у него было продолговатое,
страшное: слегка раскосые глаза, длинный,
горбатый нос с раздутыми ноздрями,
маленькая конусообразная борода и губы,
приоткрытые, как у идиота. Из спутанных
в колтун волос росли рога, по форме
напоминавшие козлиные, но сильно загнутые
назад и оплетающие череп на манер
какой-то уродливой короны. Торс монстра
покрывала короткая туника, не закрывавшая
даже половины бедер.
— Асмодей,
князь сладострастия, — услышал я женский
шепот и одновременно почувствовал на
шее ласковое прикосновение горячих,
мягких, страстных губ, а через всё тело
у меня пробежала дрожь опасного
наслаждения. Я сжался, как пес, ударенный
плеткой, а он, Асмодей, взял наши руки
и, соединив их, сомкнул в своих мягких,
влажных, будто бы покрытых слизью
ладонях, произнеся при этом только одно
слово:
—
Навеки...
И
тогда я почувствовал, как появилось во
мне Присутствие. В голове зазвучало
множество голосов, будто бы ссорящихся
между собой. Я чувствовал, как по очереди,
одно за другим, будто свечи, задуваемые
на канделябре, гаснут во мне все чувства,
и место их занимает похоть, невообразимая
и ненасытная, как расползлась она во
мне и проникла в каждое волокно мышц, в
каждую каплю крови, в каждый хрящик
кости, самые сокровенные уголки сердца
и мозга, и наконец, как складываются в
корявые строки непонятные для меня
слова и предложения.
Перевод с польского М.В. Ковальковой
ПОКУПКА:
Copyright © 2017 Andrzej Juliusz Sarwa
All rights reserved.